Третий день оказался для лебедя у полыньи таким же тяжелым, как и предыдущие.
Неподалеку от лебединого местообитания «засветилась» лиса. Она замерла над бобровой хаткой и внимательно вслушивалась в подводные звуки.
Ночь была морозной, как и предыдущие. Столбик термометра вновь опускался за 30-градусную риску. Серебристая мошкара кружила над ивами и облетала вниз, на лёд. Обитатели реки и околоречного мира продолжали стоически держать удары морозных ночей и дней. В одном из рукавов полыньи сновала туда-сюда ондатра. Чёрный коршун пролетел над замёрзшей рекой и сел на ветку дерева. Высветленно-зелёное тело ольхи беззаботно выдавало коршуна – издалека его видно. Но, с другой стороны, хоть чуть защищало его от речных сквозняков и давало место для отдыха.
Лучше всего устроились голуби. Они отыскали на окраине деревни дом с прохудившейся крышей и низкой трубой. И там, в струях убегавшего от людей тепла, неплохо себя чувствовали. А лебедь, живой и невредимый, передохнув на суше, опять плавал среди уток. Изредка нырял, выуживая из Урала корм. Снова выбирался на берег...
Там, у полыньи (где же ещё?), я и застал лебедя. Он с видом завсегдатая морозной реки стоял у края ледяного берега. В воде отражалась его белоснежная грудь, так река присваивала себе частицу лебедя, его неотрывную от воды природу, его благодарное сердце, его, если хотите, душу.
Приняв трапезу (сказуемое к царственной птице только такое: приняв трапезу!), лебедь отправился отдыхать – подальше от воды, на заснеженный пустырь реки. Соседство лисы объясняло, почему он выбирает открытое пространство для отдыха. Нужен хороший обзор, чтобы хвостатая не застала врасплох! А если кругозор ограничен – тогда нужно почаще вертеть шеей…
Проведав лебедя и его соседей, я отправился к буферной плотине. Не давал покоя второй лебедь? Где он? Неужели действительно чья-то преступная рука направила на него ствол оружия? Но была надежда, что люди, уверявшие меня в гибели птицы, просто поддались на распространенный штамп: если два лебедя – значит это неразлучная семейная пара. И исчезновение одного можно объяснить только трагедией. Но, в реальности, отбившиеся от стаи птицы могут оказаться молодыми однополыми особями. Лебеди могли сосуществовать рядом друг с другом до той поры, пока позволял размер кормящего их водоёма. Но как только полынья начала зарастать – началась борьба за выживание. И один «оболтус» мог выгнать второго… Поэтому я и отправился к буферной. Там, где створ плотины сужает и убыстряет поток воды, полынья зимой обычно не зарастает. Может он, второй лебедь, там?
Но надежда не оправдалась. Из-за сильных морозов полынья у буферной плотины затянулась так, что её кормных запасов хватило лишь на двух уток-чирков, которые тут и паслись. Всё остальное пространство реки затянулось толстым слоем льда. И было почти безжизненным. Только чудными зверями замерли у берега валы заснеженных трав.
Открытая вода, вспомнил я с радостью, может оказаться на излучине, где Урал разворачивается на пути к другому уральскому поселку, там может сохраниться ещё одна полынья. Но это в другой стороне. Погреюсь – проверю.
Я возвращался обратно, и короткий зимний день заканчивался. Над холмами разгорались закатные краски. Они были ярче, сочнее, чем в предыдущие дни. И это радовало.
– Понял? – сказал я лебедю, когда проходил мимо него, огибая его дистанционную полосу – линию, до которой он подпускает посторонних. – Всё понял? Красный закат – к потеплению. Первое испытание зимой ты, считай, выдержал. Но ночь впереди будет по-прежнему морозной. Так что не расслабляйся…
Отсветы заката ласкали лебедя. А еще они поглаживали сорок, рассевшихся на дереве над полыньей. Сороки смотрели на меня ласково и требовательно. «А ведёрко-то где? С дроблёночкой?».
Author: yuri_sh