Василий Иванович – человек радушный, общительный, с широкой русской душой. На судьбу не жалуется, хоть была она у него тяжелой. О пережитой войне, о блокаде рассказывает тихо, почти без эмоций. Но за спокойной речью прячется пронзительная боль, оставшаяся на сердце от пережитой тяжести блокадных дней. 

День, когда была прервана сухопутная связь Ленинграда со страной, считается началом блокады - 8 сентября 1941 года. С этого дня начался отсчет трагической и героической жизни города в блокаде, которая длилась 872 дня.

- Детства у нас не было,  - с грустью говорит Василий Иванович. - Все воспоминания о детстве связаны с войной. В 1941 году мне было 13 лет - самое время играть да гонять мяч со сверстниками. Что тогда мальчишка мог знать о войне? Когда радиорупоры, установленные по всему Ленинграду, разнесли весть о том, что немцы напали на нашу страну, мы, дети, сердцем чувствовали, что беда пришла. Но не могли тогда даже представить, что нас ждет впереди, какое это страшное слово - блокада. 

- У нас семья была большая – у отца с матерью - трое сыновей, я - старший. Отец погиб в первые дни блокады - попал под обстрел, когда шел на работу. Осталось нас трое пацанов на руках у матери.

В 42-м мы осиротели - мать умерла от голода. Младшие дети оказались в детдоме. А меня, 14-летнего парня, по военным меркам считавшегося уже взрослым, тетка устроила работать в кочегарку на фабрику. 

Я и работал, и жил до конца войны в кочегарке – здесь было тепло, домой не ездил. И это помогло мне выжить.

Нам приходилось каждый день преодолевать физические страдания голод, холод, болезни, антисанитарию, и огромные психические нагрузки – страх, смерть близких, бомбежки.

Запасы продовольствия в городе к началу войны, конечно, были, но иссякали быстро. Сразу ввели карточки на хлеб. Да и хлеб-то наполовину состоял из полыни – горький, невкусный. Других продуктов выдавали совсем мало, а потом и вовсе перестали давать.

 

Холодные январь и февраль 1942 года, когда все запасы продуктов в городе практически закончились, а через Ладогу еще не был налажен постоянный путь, были, наверное, самыми страшными месяцами блокады. Неработающему населению вообще никаких продуктов не выдавали. Голод просто косил людей. Люди умирали прямо на улице. Часто приходилось видеть: идет человек медленно-медленно, потом останавливается и тихо опускается на землю, как будто засыпает на ходу.

 

Зрелище стало обычным, но привыкнуть к этому все равно невозможно было. Я всегда думал: это же когда-нибудь закончится.

 

Мне надеяться было не на кого. Чтобы получать паек, карточки на хлеб, необходимо было работать. Весь день мы ездили по городу на специальной вагонетке, в которую грузили трупы. Обходили подворотни, квартиры многоэтажек. Иногда открывалась страшная картина: целая семья - три, четыре человека - лежат в комнате мертвые. Мы, полуголодные мальчишки, на руках выносили их на улицу. Было тяжело спускаться по лестницам. Было страшно, жутко, стоял такой тяжелый трупный запах, что невозможно было дышать. Но работа наша была необходима, чтобы не распространялась по городу инфекция. И «похоронной работы» у нас становилось с каждым месяцем все больше и больше.

А после работы в городе я торопился в теплую кочегарку.

Нева для ленинградцев все долгие месяцы блокады оставалась почти единственным источником воды. 

- Сюда шли отовсюду пешком, с банками, бидонами, зимой приезжали на санках. Изможденные люди с трудом волокли эти санки. Многие, преодолев путь до реки, обратно уже не могли вернуться. В мои обязанности кочегара входила и доставка воды -  каждое утро я ехал на повозке на Неву. В огромную бочку ведрами черпал воду. Приедешь утром на Неву – а там несколько десятков умерших за ночь. Чтобы добраться до воды - пробираешься между ними к реке. Страшно, а деваться некуда.  Вода в реке грязная, с неприятным запахом – канализация ведь не работала. Вытерпели и это.

 

- Немецкие самолеты по несколько раз в день бомбили город, сбрасывали зажигательные бомбы. Отработав день в кочегарке, в похоронной бригаде, ночью мы, мальчишки, дежурили на крышах – сбрасывали «зажигалки». А утром снова за водой, зимой – чистили улицы от снега, кололи лед, потом - работа в «похоронной бригаде». За такую почти круглосуточную работу нам, как и взрослым, карточки на хлеб выдавали. Да еще приноровились мы подкармливать себя сами - после бомбежек ходили на табачную фабрику, разыскивали там россыпи табака и несли в госпиталь – раненым, а они нам в обмен давали хлеб, тушенку. 

- О том, что происходит на фронте, мы узнавали из репродукторов, которых было много по всему городу. Объявляли о налетах, бомбежках. Когда начинал говорить диктор – все замирали, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Ждали важных сообщений о «дороге жизни» по Ладожскому озеру. О снятии блокады тоже услышали по радио. 

 

Тот январский день, когда объявили о снятии блокады – самый памятный для многих ленинградцев. Те чувства словами не передать. Были слезы, радость, все поздравляли и целовали друг друга. 

Теперь, когда вспоминаешь, какими были долгими, трудными те 872 дня – самому не верится, что мы сумели все пережить. Что давало нам тогда силы? Не знаю. Наверное, просто русский дух, русский непокорный характер и простое желание каждого человека - жить.

***

Василий Иванович Николаев за свой героический труд во время войны награжден медалью «За оборону Ленинграда», «Житель блокадного Ленинграда», «За прорыв блокады».

Пережив войну в родном городе и отслужив в армии, в 1956 году по комсомольской путевке приехал в Оренбургскую область на освоение целинных земель. Здесь познакомился с будущей супругой, своей землячкой – Антониной Александровной. В 1965 году молодая семья переехала в горняцкий Гай. Василий Иванович устроился на Гайский ГОК на обогатительную фабрику. И вся дальнейшая жизнь Николаевых связана с комбинатом, с городом Гаем. 

***

За оборону Ленинграда награждено почти 1470000 человек. Среди награжденных ею – 15 000 детей и подростков.