Урал-река, как и весь седой наш Урал, обжита с давних времен. И кажется ничему «дикому» здесь нет места. Но есть у реки одна особенность, которая позволяет хоть немного сохранять заповедные уголки, малодоступные для человека и вольготные для птиц и зверей. Особенность эта – меандрирование. Так географы называют процесс деформации русла, проще говоря – ярко выраженную извилистость реки, которая словно ищет самую оптимальную форму для своего водного потока…

В результате таких «поисков» на Урале много крутых излучин, обилие стариц, небольших озер в прирусловой части.

Всё это поросло густым кустарником, шиповником, крушиной. Такие зоны мы и называем диким Уралом.

…Остался позади поселок с его синантропной (тяготеющей к человеку) фауной. И сразу за речным поворотом начинается другой мир: мир птиц и животных, которым человек не нужен, которые всеми силами избегают встречи с ним.

В дикой зоне сразу же видим холмики над поверхностью воды – бобровые хатки.

А на берегу – следы бурных плотиноустроительных работ.

Бобры – животные ночные. И это еще один способ разойтись с человеком, сохранить «дикость» своего мира. Ночью вероятность встретить человека в густой непроходимой урёме сводится к нулю.

А там что за шум? Безмятежную тишину поздней осени разрушает воробьиный гвалт. Чего они так возбудились? Осторожно углубляемся в ивняк. Воробьиный шум идет от высокого осокоря.
Там, на высоте трех-четырех метров – большое пустое гнездо. И его быстро и сосредоточенно исследует какая-то птица, величиной с галку. Гвалт воробьев нарастает. Так воробьи встречают старых недругов типа сороки.
Но в гнездо забралась не сорока. О, так это дятел!.. Седой дятел. Птица малочисленная, осторожная, не часто попадающая человеку на глаза. Вот так удача!

Какие счеты у воробьев с седым дятлом – нам неизвестно. И чем поживился в гнезде седой дятел – снизу тоже не разобрать: борт гнезда, как ширма, закрыл все происходящее. Но потом дятел на миг смилостивился над наблюдателем. Сел на ветку, и оливково-зеленый цвет его крыльев можно было хорошо разглядеть, несмотря на неряшливые тени от веток. А еще можно было полюбоваться изящным тоненьким левым «усом», что тянулся от клюва. Дятел отодрал от ствола узкую полоску древесного волокна. Ничего под ней не нашел. Снялся – и полетел дальше под возбужденные пересуды воробьев.