Знаете слово «вычерк»? Это из профессионального жаргона цензоров. Вычерк – это то, чему не положено существовать. Это то, что не должен читать народ. Это слова, вычеркнутые из подцензурной рукописи.

В Российском государственном архиве литературы и искусства, в фонде журнала «30 дней», хранится машинописный текст Валериана Правдухина за 1937 год, подготовленный к печати. Текст «Мой Пушкин» – одна из последних работ писателя, сделанная  почти накануне ареста. 

В февральском номере журнала должна была выйти подборка – к 100-летию со Дня гибели Александра Сергеевича Пушкина. С журналом тесно сотрудничала Лидия Сейфуллина. Зная, как  трепетно относится её муж и коллега по перу Валериан Правдухин к поэту, Сейфуллина теперь уже неведомыми нам путями «организовала» выступление В. Правдухина на страницах журнала, среди выступлений других писателей. Почему «организовала»? Да потому что к 1937 году В. Правдухин был уже в глубокой опале. Чтобы «пробить» его публикацию, нужна была внешняя «силовая динамическая мощь», как говаривал Правдухин по другому поводу. Такой динамической мощью, как нам кажется, и стала Сейфуллина. И мотивом послужили вовсе не семейные отношения. Повторимся: Сейфуллина знала, как к Пушкину относится её муж.

«Для меня Пушкин никогда не начинался, – писал В.П. Правдухин в подготовленном для журнала «30 дней» панегирике. – Ведь никогда же не начинались солнце, земля, реки! Они были до меня.

Я Пушкина слышу с незапамятного детства. Он вошел в меня с молоком матери. И по мне это совсем не стихи – «Буря мглою небо кроет» или «Прибежали в избу дети». Это, как и лучшие народные сказки, вышло из самой жизни, взаправду, как выкатывается багряной осенью и бежит по земле перекати-поле, как дует ветер и колышутся волны на море...».

В панегирик Поэту ворвались степные мотивы. Родная восточно-оренбургская степь – и здесь! Перекати-поле и ветер – в тексте столичного теперь литератора.

«В юности, – отчасти под влиянием схоластической школы, а главное, по молодости, нетерпеливой и чудесно самонадеянной – я отошел от Пушкина; лет до восемнадцати, пожалуй, он мне казался – теперь страшно выговорить! ­ – бесстрастным, снисходительным к буржуазному миру, эпикурейски безмятежным. Я еще не ощущал Пушкинской глубины и мудрости…».

Редакция слово «пушкинский» поправила: с маленькой буквы. Так пишутся притяжательные прилагательные. Но В. Правдухин везде, во всех текстах, писал это слово с большой.  Мы восстанавливаем его авторское написание. 

В следующем абзаце идет тот самый цензорский вычерк. Эта помета выделена красным карандашом. Чтобы издатели не пропустили недозволенного. Вот что не дозволялось:

Советский читатель оберегался от того смысла, что затаился в подтексте. Цензору не понравилось, что Пушкин, по словам Правдухина, страдал, КАК ВСЕ МЫ – И ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ, И ОТ ЦАРЕЙ, ГЕНЕРАЛОВ, КРЕДИТОРОВ… Зачеркнутые слова пришлось убрать из публикации.

Остальное оставили нетронутым. Да и зачем мелочиться? Механизм репрессий уже подбирался к Валериану Правдухину, чтобы заставить замолчать  этого писателя, поющего каждой своей строкой «прекрасную сущность бытия».

По ложному политическому обвинению, как мы уже писали, в августе 1937 года Валериан Правдухин был арестован. А 28 августа 1938 года расстрелян на подмосковном полигоне «Коммунарка».

Но палачи не знают: поэтов нельзя убить. Их творчество не умирает.

Живы и каждой своей строкой поют прекрасную сущность бытия тексты Правдухина. И уж тем более – жива поэзия правдухинского кумира – Александра Сергеевича Пушкина.