Эта повесть оказалась своеобразным «перевалом» в судьбе писателя. До нее – еще надежды… После нее – неостановимое скольжение на обочину литературного процесса, в бездну социально-политической маргинальности и далее – под изготовленные стволы подмосковного расстрельного полигона «Коммунарка».
В конце 1930-го – начале 1931 года повесть была завершена и передана в литературный журнал «Ленинград». И пока она готовилась к публикации в июньском-июльском номерах, Валериан Павлович предпринимал усилия, чтобы повесть вышла отдельной книжкой в издательстве «Федерация». Редакторы издательства были уже напуганы критикой РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей). РАППовцы наиболее конъюнктурно чувствовали дух времени: индустриальное «подковывание» несущейся во весь опор тройки-России, а вместе с этим – коллективизацию, обуздание крестьянства, за чей счет, собственно, страна и индустриализировалась.
17 апреля 1931 года, после одобрения издательским редсоветом рукописи, Правдухина известили о том, что книга будет издана. Одновременно высказали свои сомнения:
«Вместе с тем редсовет отметил и целый ряд «но». Основное возражение вот какое: новые люди малозначущи в повести, получается впечатление, что автора занимают «бывшие» (Лиллье, б. кулак, Куимов – владелец моторного бота в прошлом, ссыльный казак Хрулев и др.) они выписаны тшательнее, их место в производственном процессе заметнее и т.д.».
В. Правдухин ответил по поводу «малозначущих людей»:
Письмо Валериана Правдухина в издательство «Федерация». Фрагмент. РГАЛИ. Ф. 625, оп 1, ед. хр. 41
«М.б., это и так. Но я полагал бы, что литература имеет право на зарисовку и отрицательных персонажей. Думаю, что «драма» Лиллье и сама по себе небезынтересна и м.б. художественно впечатлительной и для людей нашего времени, как история «одного из последних буржуев», да еще мнившего себя революционером. Убежден в одном: впечатление от этой истории не может быть вредным, если оно вообще есть».
Он добавляет: «…издательство или выпускает повесть, как она у меня «вытанцевалась», или возвращает как непригодную».
Издательство идет на попятную. Редсовет сообщает В. Правдухину, что «учитывая Ваше согласие на переработку 47-48 страниц, принял Вашу книгу «Гугенот из Териберки» к изданию».
А тут и в журнале повесть выходит. Приходит к читателю и … тишина! Страшная предгрозовая тишина. А потом – буря!
Сначала разгромная рецензия РАППовского критика В. Залесского «Гугенот из Териберии на фронтах пятилетки» («Литературная газета». 1931, 27 октября).
«Автор на каждом шагу поддерживает торжество стихийных сил и поэтому он с такой издевкой относится к механизированному способу лова, к работе траулеров, предполагающей научную постановку ловецкого дела (бездушную разведку рыбных стойбищ, рационализацию лова, плановое ведение рыбного хозяйства). Автор пытается показать бесплодность и никчемность этих усилий. Он стоит за старые, дедовские, консервативные способы лова. Ибо они основывались на звериных инстинктах охотника, на стихийных моментах, на слепой удаче, случайности… «Гугенот из Териберки» политически вредное произведение…».
Распадок Губерлинского мелкосопочника близ села Шубино, Оренбургская обл., спуск к Губерле. Здесь Правдухин любил охотиться.
После В. Залесского последовал сокрушительный удар в газете «Правда». Еще один критик от РАПП – Алексей Селивановский! Рецензия называлась «Кулацкая тарабария» («Правда». 1931, 4 ноября).
«С седьмого номера «Ленинград» стал журналом ЛАПП [Ленинградской ассоциации пролетарских писателей, – Ред.] – писал Селивановский, – окончание повести Правдухина напечатано в журнале пролетарских писателей, редакция которого проявила недопустимую политическую близорукость, поместив реакционнейшую повесть».
Правдухин пробует защищаться. 22 ноября 1931 года он публикует в «Литературной газете» письмо «Слово «подсудимого» о повести «Гугенот из Териберки». Он пытается ответить на каждый пункт необоснованных, как ему кажется, обвинений:
«В. Залесский говорит, что я против траулеров и против «стальных сетей». И мне кажется, что достаточно прочесть последнюю главу, чтобы увидеть, что я за траулеры, и за плановость, и за победу новой индустриальной силы, и никак не за невежественные сказки Феврониьи Ивановны. Я с радостным художническим подъемом писал и о победе траулеров, и плана, и науки, о соревновании. Другого тона не найти и между строк. «Радостный гам зуйков, звонкие голоса комсомольцев, бодрые выкрики повеселевших рыбаков, веселая рабочая будоражь на брюгах, радостные многоцветные огни судов, разгоняющие седую тоску океанской пустоши, победно развивающееся, бьющее огнем переходящее знамя окрисполкома и т.д.» – все это слова и определения никак не издевательского тона, который, по словам критика, у меня имеется».
Но разве важен сейчас, в 1931-м году, на этапе громадных тектонических» подвижек всего экономического уклада, размышляющий голос писателя, его чувствующее сердце, его острое чутье справедливого? Нужны писатели-агитаторы. Нужны простенькие агитки от раешников! Идет «одемьянивание» творческой прослойки, принуждение работать по социальному заказу, писать с той же залихватской самоотдачей, как это делал Демьян Бедный. Во всю идет работа по созданию единого Союза писателей СССР, который, словно плановое писательское Министерство, будет контролировать и координировать работу творческого люда. Даже Горького уговорили вернуться в СССР из-за рубежа, чтобы он принял участие в этой объединительной работе.
В Челябинске улица В. Правдухина перпендикулярна улице М. Горького.
А наш Правдухин – все о каких-то ньюансах, об отдельных строчках в повести, которые якобы могут спасти и журнальную публикацию, и будущую книжку про териберскую путину в издательстве «Федерация».
Недружеский шарж на Правдухина в «Литературной газете». 1931, 22 ноября
«Все полны уверенности в победе, – пишет Валериан Павлович о тональности своей повести, цитируя сам себя. – Вот «Канис» снова идет в море. «А навстречу ему океан приветливо и широко моргает большими синими просветами териберского горного устья». И мне по совести кажется, что я никак не заслужил смертного приговора, произошло судебное недоразумение – и я прошу нового, более внимательного и справедливого рассмотрения моего преступления».
Увы, приговор, пока еще в образно-метафорическом смысле, не пересматривается. Наоборот!.. Еще через несколько дней уже в передовой статье «Литературная газета» вешает на писателя окончательный обвинительный ярлык:
«В равной мере применимы здесь слова т. Сталина о гнилом либерализме. С этой разновидностью объективного пособничества классовому врагу в искусстве, классово-враждебным пролетариату теориям и произведениям литературы приходится до сих пор встречаться нередко… Речь идет о таких фактах, когда редакции – даже органов пролетарской литературы – предоставляют место таким произведениям, которые не вызывают сомнения в их классово-враждебной наполненности (одним из последних проявлений такого гнилого либерализма являются известные случаи с напечатанием в лапповском журнале «Ленинград» «Гугенота из Териберки» В. Правдухина или кулацкой хроники А. Платонова «Впрок» в «Красной нови»).
Еще парочка врагов обозначена.
И уже набранную в издательстве «Федерация» книгу «Гугенот из Териберки» – рассыпают, сметают сверстанные полосы, смешивают всё в груду отдельных металлических литер.
Непонятно, как бы он выжил в те дни, Валериан Правдухин, если бы рядом не было верной Сейфуллиной. В следующий раз мы расскажем о трогательных эпизодах литературной и семейной поддержки в этом искрящемся творческой страстью дуэте писателей-уральцев.