В мае далекого 1975 года наша маленькая сельская школа, затерянная в лесостепях восточного Оренбуржья, отмечала юбилей Победы. Тридцать лет!
Накануне этого дня школьные следопыты прошлись по селу, по домам ветеранов и вдов, чтобы записать все фамилии погибших в Великую Отечественную… Сделать это было, с одной, стороны нелегко: ни интернета, ни сайта Минобороны с документами о погибших еще не было и в помине… С другой стороны, еще живы были свидетели того кровопролития: матери и вдовы погибших, ветераны… Говорили они о войне неохотно, но все же подсказывали кое-что.
– Про Химу не забудьте, – говорил, например, мой дядя Дмитрий Григорьевич Шинкаренко, бывший командир стрелкового взвода, воевавший с апреля 1943 года. – У неё трех братьев убило.
А Сергею, своему сыну, и мне, когда мы наседали с вопросами, рассказывал, отвлекшись от уборки за домашней скотиной:
– Перед войной приснился сон: Андрей, брат Химы… Он старше меня на год, с 1923-го… Мы с ним все детство вместе. Залезем на печку, ряднушкой укроемся – и он мне сказки рассказывает. Или в карты играем, в шашки. И вот приснилось перед самой войной, что сидим мы на печке. И надо на улицу выйти. А выходим не в дверь, а почему-то полезли в лаз печки, в самое пекло. Андрей – первым, и через трубу вышел, а я запутался, вернулся назад. Потом уже понял, в чем смысл сна. Андрея (Андреевича) убило. Сели обедать – и самолет прилетел. Бомбежка. Все по окопам попрятались, а Андрей – под куст. Осколком и зацепило. Возвращаюсь с войны. Сидит баба Таня, его мать, у своего дома. Она и до войны чудаковатая была (как родители уйдут на работу, залезет на наш огород – в подол огурцы собирает. Я: Ты чё там делаешь? Она: Да вот смотрю, где лучше полоскать). Подсел я к ней. А она и говорит: «Почему только моих троих убило? Лучше б вас всех убило!». И что ей скажешь?
Для меня эти рассказы были новым опытом и откровением – не книжным, а живым, реальным, про людей из соседнего дома, с соседней улицы. Мне тогда было четырнадцать, и той юбилейной весной я делал открытие за открытием. Оказывается, прошедшая война, герои и не-герои, отвоевавшие в самом пекле и отпахавшие в тылу, погибшие и вернувшиеся с фронта кто без ноги, кто без руки – все это рядом… Это не где-то за лесами, за горами, это бушевало, взрывалось, изливалось кровью и слезами здесь – в тыловых степях восточного Оренбуржья.
По результатам поисков девчонки-старшеклассницы сделали стенд: на обороте какого-то сельскохозяйственного плаката написали «30 лет Победы. Они не вернулись с фронта» – и в несколько колонок выписали все фамилии погибших, которые удалось узнать. Фамилий было много. Очень много. И они производили очень сильное впечатление. Они отчасти разъясняли, почему наше село теперь такое маленькое и в солнечные майские дни стоит над ним звенящая тишина. Они с жесткой прямотой поясняли, почему в отдельных домах – только одинокие старухи…
Ненадежное вместилище новых страшных знаний – школьный стенд – мне захотелось как-то увековечить, продлить существование этой бумажной «базы данных». Юбилей кончится – стенд снимут со школьной стены. Он затеряется. И память о погибших опять рассыплется по отдельным избам, по семьям. А нужно – чтобы вместе, как на Новопокровском (и Халиловском) призывном пункте, как на фронте, как в санитарном поезде, который под бомбежками возвращается из-под Сталинграда … Стараясь не привлекать досужего внимания, я несколько перемен списывал фамилии со стены в свою тетрадку, на отдельные листы, на промокашки. А дома начал переписывать все набело. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией… Несколько раз я сбивался, путаясь в инициалах одинаковых фамилий… Несколько раз пропускал нужную фамилию. А за окном светил май, черемуха струилась медовым запахом в открытое окно, друзья Сергей, Андрей, Фаргат и Стасик торопили на рыбалку, на Губерлю. И я в конце концов сдался. Исписав полторы страницы фамилиями односельчан, я пошел на маленькую хитрость. Приписал в конце так и не законченного списка «и многие-многие другие». А пустое место заполнил какими-то общими словами и набиравшими популярность строчками из поэмы Роберта Рождественского.
Все эти общие слова были как медицинское прижигание на кровоточащую рану. Ведь список был прерван еще и потому, что уже не хватало сил представлять, как похоронку несут в этот дом, в этот… Потом старуха-почтальон опять приходит туда, где уже недавно была. Одно дело – абстрактные цифры фронтовых потерь, другое дело – конкретные дома, переполненные горем, и их неулыбчивые хозяйки…
Праздник-труд души, праздник-горе, праздник-воспоминание…
А потом, когда закончилась школа, мы вместе со школьной учительницей Марией Юсуповной отправились в многодневный поход по окрестным селам: Подлесное – Сарбай – Бака – Новосимбирка. Поход тоже был посвящен Победе. Мы встречались с ветеранами… И они называли тех односельчан, кто погиб на фронте... Фамилию за фамилией, фамилию за фамилией, фамилию за фамилией…
Мы заглядывали в школьные музеи, и там нам показывали стенды, давали полистать альбомы, где старательным почерком были выписаны поминальные «синодики» советского образца – списки погибших в войну… Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией…
И у сельских обелисков нас ждало то же самое: фамилии погибших, повторенные по три-четыре раза… Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией. Фамилия за фамилией…
Маленькие оренбургские села, будь то Подлесное или Новомихайловка, Бака или Сарбай, Ишаново или Новониколаевка, Писаревка или Новопетропавловка – они поили нас тишиной. Нестерпимой, жуткой, непоправимой праздничной юбилейной тишиной.
Начатый список ветеранов Великой Отечественной войны, фронтовиков, погибших в боях и скончавшихся от ран уже в мирное время, список всех, кто воевал, можно продолжить... Напишите в комментариях фамилии своих родных, праздновавших 75-лет назад свою Победу!